от её липких, вездесущих щупалец. Тьма находила её везде, всегда. Ада вновь прикрыла глаза, в горле вдруг встал комок, а в носу предательски защипало, слишком сильным был контраст между ласковым, солнечным сном и тёмной, жестокой явью. Вот и снова Тьма. Неужели этому никогда не придёт конец? Ада столько всего испробовала за эти годы, чтобы как-то откупиться от неё, когда та приползала чёрным слизнем из небытия и шептала мерзким, режущим слух шёпотом, своё извечное:
– Жертву-у-у-у… Жертву-у-у-у…
Ада пыталась проводить какие-то обряды, откупаться малой кровью, курицами и голубями, но нет – Тьму было не подкупить и не обмануть, она была жестока и кровожадна. Каждый раз, когда Ада спасала несколько жизней подряд, она приходила и просила свою мзду за вырванные из её лап судьбы. Что-то шевельнулось в тёмном углу, скрипнула дверь из кухни, в коридоре послышались булькающие звуки и медленные, влажные шаги – шлёп, шлёп, шлёп… Так шла Тьма. Она приходила по разному, то туманом, просачивающимся сквозь закрытое наглухо окно, то склизкой громадной змеёй, вползающей прямо через стену, то высоким, тёмным силуэтом, похожим на свечку, но каждый раз нужно ей было только одно – жертву.
Ада решила сделать вид, что спит, как знать, быть может, тогда Тьма уйдёт. Как в детстве, когда ты боишься монстра, живущего под твоей кроватью, и надеешься, что если поплотнее укутаться в одеяло, то он не сумеет до тебя добраться и, сдавшись, уползёт обратно в своё логово. Но Тьма, конечно, не монстр из-под кровати, она настоящее зло – древнее, могучее, хитрое, неумолимое.
Ада почувствовала лёгкое движение воздуха, Тьма остановилась у её постели. Повеяло холодом, но не таким, какой бывает зимними вечерами, когда вьюга хлещет по окнам. Нет, этот холод был куда сильнее, он был могильным, сковывающим всё тело, пронизывающим все члены, останавливающим дыхание. Вечный и страшный.
Тьма прикоснулась к руке Ады, провела по ней обжигающе-ледяной дланью, сжала крепко её запястье своей цепкой железной лапой, врезавшись острыми длинными когтями в кожу до крови. Ада вздрогнула от боли, но не открыла глаз и продолжила лежать неподвижно. Тьма тряхнула кровать, та пошла дрожью, отдаваясь вибрацией по стене. Ада не отзывалась. Тогда древнее зло, не касаясь, приподняло Аду вверх над постелью, и, подержав так несколько секунд, швырнуло на пол. Горячая боль запульсировала во всём теле, но Ада не проронила ни звука, лишь крепче стиснула зубы.
Тут же последовал второй удар, и Аду откинуло в другой угол комнаты. Она ударилась плечом о комод, жгучий кинжал боли вошёл в плечо, выйдя через шею.
– Ключицу сломала, – поняла Ада, – Это ничего, заживёт.
Тьма усмехнулась шипяще-трясущимся дребезжанием, как если бы гремучая змея потрясла своим хвостом-погремушкой в спящей тишине квартиры, и затрусила к Аде.
– Жертву-у-у, – послышался её мерзкий скрипучий голос, переходящий в свист, – Жертву-у-у…
Аду подняло вверх и, перевернув несколько раз в воздухе, вынесло в прихожую, с силой швырнув о входную дверь. В глазах потемнело, солёный привкус крови тут же возник во рту, и Ада коротко выдохнула, по-прежнему не проронив ни звука. Боль оглушила, накрыла волной и Ада отключилась.
***
Когда она очнулась, в окна уже пробивался мутный зимний рассвет. Гадриэль, тревожно пища, бегал по ней и покусывал осторожно за уши, царапал коготками за ноги. Ада с трудом поднялась с пола, сняла с себя пижаму, всю испачканную грязью с придверного коврика и запёкшейся кровью, прошла в ванную. Встав перед зеркалом, она оглядела себя – губа рассечена и вспухла, кровь корочкой запеклась на лице и шее, под глазом расплылась багровая гематома.
– Хороша, – подумала Ада, – Ну, ничего. Всё заживёт. Возьму пару недель больничного.
Она подошла к окну, отодвинула штору, впустив лучи холодного зимнего солнца в квартиру.
– Впервые Тьма так поступила со мной, – подумала Ада, – Что же будет дальше?
Глава 21
Полтора месяца Хрюньков вынашивал свои планы того, как он прижучит Аду. Эта мерзавка весьма некстати вдруг ушла на длительный больничный, где только умудрилась заработать перелом ключицы? Знакомый травматолог из поликлиники рассказал, что у неё ещё и множество гематом было по всему телу, и нижняя губа рассечена. Вот так и надо этой медсестричке, возомнила тут из себя тоже мне. Факт избиения Ада отрицала и про нанесённые травмы отмаличивалась.
– Небось, хахаль тумаков навешал, – расплываясь в жабьей ухмылке, додумывал Хрюньков, – Ну, ничего, я подожду.
За это время он успел уже несколько раз сбегать в мертвецкую, комнатку в тупике коридорчика в подвале. Ключ он нашарил над дверью, как и подглядел у Ады, дверь открылась легко, и Хрюньков даже, сдерживая брезгливость, попытался прилечь на каталку и пролежал так пару минут. Однако никакого чуда не произошло. Потоки света не возникли над ним, и стена не разверзлась, выпуская искры и радуги, и окружая его пузатую свиную тушу благовониями и звёздами. Лишь мышь прошуршала по растрескавшемуся от времени кафелю и скрылась где-то за плинтусом.
Хрюньков передёрнулся от отвращения, быстро поднялся с каталки, отряхнул свой халат и поспешил прочь. Место тут было, мягко говоря, не очень привлекательное. Какая-то тягостная удушливая атмосфера нависала над входящим в эту дверь. Хрюньков решил дождаться возвращения Ады и заставить её открыть свои тайны, застукав здесь или же, пригрозив докладной на имя главного врача. А можно и навесить на неё какую-нибудь промашку, в медицине подставить проще простого. Да вот хотя бы, подговорить одну из своих платных пациенток, чтобы та накатала жалобу на Аду и дело в шляпе.
Наконец день икс настал, Ада работала сегодня на сутках вместе с Хрюньковым, и он ждал удобного момента, чтобы подойти к ней. День выдался тяжёлый, роды за родами, как прорвало их всех. Хрюньков поморщился.
– По-моему уже давно пора сделать все роды исключительно платной системой, – думал он, осматривая очередную родильницу, – Хочешь рожать – заплати врачу. А кто не хочет или нищий, пусть вон в поле рожают, как их прабабки.
Ближе к полуночи, наконец, всё успокоилось. Уснули счастливые родильницы, обзвонившие всех своих родных с радостной вестью. Затихли, посапывая, щекастые розовые новорожденные в детской комнате. Выдохнул и немного расслабился персонал.
Хрюньков подошёл к Аде, когда та заполняла сестринский лист и журналы.
– Что, не пора ли прогуляться до подвала? – приступил он без обиняков.
– Зачем? – Ада вскинула на Хрюнькова волевой, сильный взгляд.
– А вот это ты мне расскажешь, голубушка, а не я, – расплылся Хрюньков, – Что ты там делаешь в той комнате, куда раньше свозили трупы? А?
– Я не знаю о чём Вы, – пожала плечами Ада и продолжила заполнять журналы.
– Ах, ты не знаешь… Ну, что ж. Придётся напомнить тебе, как ты была там перед больничным, да на каталке полёживала, и подозреваю, что это был не единичный случай. Я самолично тебя видел, как ты туда шастала!
– Ну и что же? Разве это запрещено? – Ада вновь невозмутимо глянула на Хрюнькова, уже начинавшегося беситься, своими бездонными глазами, на дне которых внезапно вспыхнули вдруг крохотные огненные искры.
– Ты что, за дурака меня держишь? – навис над столом Хрюньков и вырвал из пальцев Ады ручку, которой та заполняла документацию, отшвырнув её в сторону.
– Да что вы, Константин Ашотович, вы и сами прекрасно с этим справляетесь, – наигранно захлопав ресницами, проговорила Ада, едва сдерживая смех.
– Ну всё, дрянь, – нервы Хрюнькова не выдержали, и он хлопнул по столу кулаком, – Хватит мне голову морочить! Или мы сейчас же вместе спускаемся в эту комнату и ты раскрываешь свои тайны, что ты там делаешь и что бормочешь над родильницами…
– Или что? – спросила вызывающе Ада.
– А то, что я сделаю то, что давно уже следовало бы сделать. Напишу на тебя докладную! – брызгая слюной, крикнул зарвавшийся врач.
– О чём же, интересно? – Хрюньков, увлечённый картинами мести
